Боже, прости мне мою ложь. Но лучше она, чем та правда, которая больше на бред похожа, что снится мне ночами столько лет.

— Наверное, ты права. Я перепутал, — Влад опускается на пол рядом с моими ногами. Я не вижу его взгляд из-за черной, как вороново крыло, ночи, но чувствую, как жжет этот лед. — Вы близко общались, и я подумал, что мало ли… но спасибо, что объяснила.

Он мягок. Снова дружелюбен, приветлив, но кажется, что лучше бы, как и раньше жалил меня словами, чем окутывал этой пыльцой.

Пылью.

Наверное, кажется, и я снова придумываю то, чего нет. Влад поверил, иначе бы не сидел так спокойно рядом со мной, а придушил бы.

На миг, на краткий, проклятый миг я очаровываюсь — этой ночью, тишиной и разлившимся спокойным смирением. И Владом, чья светловолосая голова совсем рядом, стоит лишь дотронуться… должно быть, это алкоголь, что еще отравляет мою кровь, но я так и сделала.

Протянула руку, и провела пальцами по его скуле, по виску, по жестким волосам…

— Вера, убери… хватит!

Он дышит тяжело, чувствую, как сглатывает от… от отвращения! И былое спокойствие, былое дружелюбие испаряются. Да как Влад может, будь он проклят!

— Ненавижу тебя, понял? Ты… ты трус, ты сноб. Что, пачкаю тебя да? Такое отребье не достойно одним воздухом дышать с таким, как ты — золотым мальчиком, которому все по жизни должны?

Уже сама руку отдергиваю — током бьет, и иглами в сердце. Столько таких было, которые припоминали мне детдом и мать, опустившуюся на дно? Не счесть. И говорили… всякое говорили: вшивая, заразная, даже что СПИДом болею, ведь не может такая, как я быть обычным человеком.

И я почти забыла, но Влад напоминает постоянно, что я грязь под его ногами.

— Истеричка. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь…

— О, я понимаю! Еще как понимаю, — вскочила с кровати, не желая больше ни минуты оставаться здесь. — Пошел ты к черту, достали меня эти качели. И в твой дурацкий офис я больше не приду, ясно?

— А я отменю перелет ТВОЕЙ мамочки в Израиль. Сделаю возврат тех денег, что перевел на ее лечение, — Влад приблизился ко мне так близко, что я не успела заметить его шагов. Застыл напротив, а я к стене прижалась. Он снова не прикасается, но будто в тисках сжимает — так, что не пошевелиться, не вздохнуть.

— И пусть это будет на твоей совести! Если она есть!

— Бешеная сучка, — прошипел он, уперся кулаками в стену, по обеим сторонам от меня. Зажал в капкан, а я от ужаса задыхаюсь. — Ты меня достала! Так не терпится, чтобы я тебя полапал? К этому привыкла, да? Так получай!

Краткий миг головокружения, наполненного ненавистью и гневом, и я чувствую не пустоту, а его руки на моей коже.

И медленно умираю.

Глава 17

— Влад, не нужно, я… я не то имела…

— Поздно, — отрезал он, и я пожалела, что не додумалась держать язык за зубами, и не унесла отсюда ноги. — Ты такая дура. Вздумала играть со мной?

Его сильные руки клеймят меня, сжимают талию, и мне дико страшно от того, что Влад задумал. Но эта черная ночь, эта черная близость ненавистного, по сути, человека — они что-то делают со мной. И я не пытаюсь вырваться.

— Так тяжело дышишь, — прошептал, обжигая дыханием мою щеку. — Боишься? Правильно, Вера.

— Пожалуйста, отойди, не трогай меня.

— Ты ведь сама хотела. Просила, скандалила, — Влад как в бреду, он настоящий маньяк, который поймал свою жертву, и мучает медленной пыткой, что страшнее смерти. — Мне надоело тебе отказывать. И себе.

Поддел длинную футболку, заставляя ее задраться, и теперь все по-честному, без иллюзий, без слабой защиты ткани. Всхлипываю, наслаждаясь и страдая от болезненно-острых прикосновений его шершавых ладоней к моему животу, и, наконец…

— Нет, — выдохнула, и сжала ноги от прострелившего меня насквозь проклятого наслаждения.

— Да, — задыхается Влад, заставляет меня поднять безвольные руки, и снимает с меня футболку.

Пытаюсь прикрыть грудь руками, но он легко ломает сопротивление, отводит мои ладони, словно я не имею права к себе прикасаться, и, как зачарованный, снова оглаживает набухшие соски. Зажимает их между пальцами, трет, уничтожает и меня, и себя.

Почему я не бегу? Почему не кричу? Мне ведь невыносимо плохо рядом с Владом, меня трясет от его жадных прикосновений, я чертовски боюсь этого психа.

А еще мне смертельно хорошо. В венах не кровь, а кипящая лава, и в глубине сознания бьется мысль, как птица в клетке, что это должно было произойти.

К этому все и шло: он и я.

— Расставь ноги. Вера, — шепчет жарко, с нажимом, как помешанный, ведет ладонью вниз по животу, подцепляет резинку трусиков, и накрывает лобок, — расставь, я сказал. Шире.

— Нет…

— Мне надоел этот ответ. «Нет, не надо, не делай этого», — Влад прижал меня к стене своим телом — дрожащим, возбужденным и сильным, и теперь выхода нет. Не смогу убежать, не смогу закричать. — Ладно, можно и так…

Воздух искрил, он раскален до предела в той плоскости, где лишь он и я, и когда Влад силой вклинился пальцами между моих бедер, я сдалась.

— Что ты хочешь от меня? Это ошибка, неправильно все это, — простонала от скользнувших в меня пальцев, сжавших клитор, и стиснула зубы.

Чтобы больше не стонать. Не всхлипывать. Не поддаваться этому безумию, хотя все это обман — я сдалась еще тогда, когда прикоснулась к Владу.

— Я хочу тебя трахать, Вера. И ты этого хочешь, девочка, ты вся мокрая. За этим пришла в бар? Чтобы тебе вставили? — я не улавливаю сути того, что говорит Влад. Он безумен, я безумна, я дико наслаждаюсь его на удивление нежными пальцами, сжимающими, трущими мой клитор, и вскрикиваю, когда один из них оказывается внутри меня. — Боже, какая узкая. Тугая… черт, Вера, хочу, чтобы ты также сжимала мой член.

— Нет, — прорыдала я от противоречивых эмоций, и случилось то, что казалось невозможным: Влад меня поцеловал.

Накрыл сухими, жестковатыми губами мои, и замер, будто сам не ожидал от себя. И в этот момент я поняла, что сегодня я больше не смогу сказать «нет». Не смогу, и не захочу.

Приоткрыла рот совсем немного, и сама обхватила его нижнюю губу, но Влад дернулся, как от удара. Отодвинулся, словно начал приходить в себя, уходя с этой грани, на которой мы оба застыли в ожидании неминуемого.

— А что ТЫ хочешь, Вера? — вдруг спросил он почти нормально, и я ответила.

Просто и честно.

— Любви.

Сразу стало холодно — Влад отодвинулся от меня, перестал терзать тело, и я, было, потянулась к нему, чтобы дал мне то, о чем я попросила — хоть тень, хоть мимолетное наслаждение. Чтобы погасил огонь, требующий выхода, он бьется внизу живота, мешает думать, я почти скулю.

Я с ума схожу, или уже сошла.

— Оденься. Оденься, Вера, — хрипло приказал он, — и я отвезу тебя домой.

Влад называл меня истеричкой? Он был прав, ведь именно сейчас она подступает, глаза разъедают соленые, не пролившиеся слезы, и я сделала шаг к нему, чтобы дать пощечину.

Чтобы в лицо плюнуть.

Чтобы убить за это унижение.

Но я каким-то чудом собрала остатки небольшой своей гордости, и сказала хрипло:

— Больше никогда ко мне не прикасайся.

Зачем-то подняла с пола его футболку, что Влад содрал с меня, надела, и сбежала в ванную.

Подальше от него.

Глава 18. Влад

Хочется гнать на полную скорость, слиться с дорогой так, как я люблю, но пришлось ехать медленно. Чтобы и себя, и ее не прикончить.

На губах до сих пор вкус дыхания Веры, руки помнят, как нежна ее кожа, и эта пытка невыносима. Она рядом, изучает уродливый город за окном машины, и молчит.

Остановить бы тачку, резко взвизгнув шинами, завалить Веру на сидения, раздвинуть ее ноги, и вбиваться до осатанения в горячее, сочное тело. Или насадить на себя, и заставить скакать на члене, слушать ее стоны — они как лучшая музыка, и трахать, трахать весь остаток ночи, и все утро.